Опасаются, чтобы выходки против частных лиц духовных, повторяясь в печати чаще и чаще, не бросили тени вообще на духовенство и не повели к презрению даже самой церкви. Но это опасение (если бы оно даже и было основательно) никак не может быть успокоено запрещением печатания обличительных статей на духовных. Этим путем не остановишь даже и печатного их распространения, а напротив – придашь им значение, которого без того они не могли бы иметь. Об этом еще в двадцатых годах Пушкин говорил в послании к цензору:
Чего боишься ты? Поверь мне: чьи забавы —
Осмеивать закон, правительство и нравы, —
Тот не подвергнется взысканью твоему,
Тот незнаком тебе, – мы знаем, почему, —
И рукопись его, не погибая в Лете,
Без подписи твоей разгуливает в свете…
Теперь явилась возможность печатать за границей, стало быть уж и не рукопись будет разгуливать, а книга печатная, которая, во всяком случае, надежнее и вернее рукописи и скорее распространяется. И даже ничтожная вещь, напечатанная за границей, обратит на себя общее внимание именно потому, что она за границей явилась. Всякий знает, что многих вещей здесь не дозволяют печатать, и потому всякий думает: «А, за границей напечатано! значит, что-нибудь новое, что-нибудь такое, чего здесь нельзя печатать!» И на этом основании бросаются доставать книгу, платят за нее большие деньги и потом, как диковинкой, хвастаются и дают читать тем, кто не в состоянии сам купить… А будь она здесь напечатана – на нее бы и внимания не обратили. Доказательством этого может служить то самое дело, о котором мы теперь рассуждаем. В книжке «Русское духовенство» есть статья: «Духовное звание в России». В примечании к ней от издателя сказано, что она заимствована из одного русского повременного издания. Между тем мы, даже в кругу людей, довольно близко интересующихся литературою, никогда и ни от кого не слышали ни одного упоминания об этой статье. А в то же время об «Описании сельского духовенства» мы уже слышали множество разнообразных рассуждений, и наши знакомые выражали большое изумление, когда мы говорили, что до сих пор еще не читали этой книги… Чтобы наше показание не принято было за произвольное, мы представим, пожалуй, удостоверение в популярности «Описания» из самых опровержений, изданных в Берлине.
В предисловии издателя говорится, что «в России неизвестным путем появилась она во множестве экземпляров» (стр. XII).
В первой статье, в самом начале, засвидетельствовано: «Книгу эту многие читают, перечитывают и находят, что некоторые темные краски, которыми очерчена жизнь сельского священника, взяты тут с натуры» (стр. 1).
Во второй статье, тоже в начале, говорится: «Хотя книга эта напечатана за границею, но оттуда какими-то путями проникла и в Россию и здесь с увлечением читается и перечитывается многими» (стр. 61).
В «Мыслях светского человека», тоже перепечатанных в берлинской книжке, указано на то, что «книга сия переведена уже на французский и немецкий язык» (стр. 353) и что на нее «указывают даже в наставление архипастырям» (стр. 357). Вообще о распространении книги говорится вот что: «Вредная и бессознательная книга, проникая мало-помалу во все слои общества, высшего и низшего, производит везде губительные опустошения» (стр. 353).
Итак, к чему же служат все предосторожности, вся боязливость относительно печатания в России обличительных статей на духовенство? Ведь все равно: потока не остановишь. До сих пор не писали ничего, потому что еще мало интересовались духовным вопросом. Теперь, начиная приходить к сознательной жизни, захотели несколько сознательнее взглянуть и на значение духовенства в нравственной жизни народа и потому стали интересоваться духовенством. А коли уже стали интересоваться – писать будут, какие бы препятствия ни ставили… Только, разумеется, чем больше станут мешать, тем раздражение будет сильнее. Это и очень естественно: люди скромные, люди средних стремлений махнут рукой и замолчат; а если кто пойдет окольным путем, чтоб только заявить себя, так это, разумеется, на первый раз самые задорные люди, и вся пропаганда попадет в их руки…
Впрочем, если бы даже и могли остановить печатное слово – все-таки делу не помогли бы. Общее мнение составляется не по книжкам и статейкам; напротив, книжки и статейки служат обыкновенно только отражением общественного мнения. А общее понятие о духовенстве давно уже составлено в нашем обществе, и если спросить по совести кого угодно из духовных, каждый, конечно, сознается, что понятие это далеко не в их пользу. Виною этого предшествующие факты русской жизни и поведение самого духовенства, а уж никак не литература. Мужики наши ничего не читают; а можно ли сказать, чтоб они очень уважали священников и причетников? Стоит послушать сказки народа и заметить, какая там роль дается всегда «попу, попадье, поповой дочери и попову работнику», – стоит припомнить названия, которыми честят в народе «поповскую породу», чтобы понять, что тут уважения никакого не сохранилось. О помещиках нечего и говорить… И замечательно, что чем необразованнее помещик, тем он хуже обходится со священником. На это примеры есть в той же берлинской книжке… А все винят литературу!..
Вот слова священника Грекова в статье «О духовном звании в России» (стр. 147):
...Вообще неуважение к священному сану так развито у светских людей, что каждый даже мелкий чиновник, один из числа тех, о которых кто-то из поэтов написал: «Коллежский регистратор – почтовой станции диктатор» – считает себя не только выше священника, но и прямо требует от него подобострастного уважения, а господа познатнее, в особенности помещики, играют нами, как шашками. Иной на своем веку тем только и занимается, что переменяет в своей деревне священников, интригуя против них. Спросите: «По какому праву так распоряжаются священниками, когда и рабство крестьян ныне считается уже недостойным просвещения?» – вам ответит помещик, не запинаясь: «Как, по какому праву? Моя деревня, моя церковь, мой поп, мой и приход». После этого вы, конечно, отгадаете, что у такого владельца образованному священнику еще труднее жить, чем необразованному.